Ху-Жэнь

Отелло: Меня сегодня насморк одолел.
Дай мне платок.
Дездемона: Пожалуйста.
Отелло: Не этот.
Ты знаешь, тот.
Дездемона: Его со мною нет.
Отелло: Действительно? ( дальше не по Шекспиру, но всё равно мрачно  )

Это, правда, всё в рамках моей системы толкований… Но раз пишется, отчего б и не написать? Благо, гнилые помидоры по сети пока еще передавать не научились :))

Тезей поднял свой меч.
- Умри же, мерзкое чудовище, плод противоестественной связи женщины и быка!
- Чей связи? – Минотавр поднял рогатую голову и с интересом посмотрел на героя. – Ах да, припоминаю… Лет двадцать тому назад и я слышал от Ариадны нечто подобное.
- Двадцать лет? – Тезей медленно опустил занесенную руку.
- А сколько, по-твоему, этой ведьме?
- Ну, лет семнадцать-восемнадцать…
- Ага, и я так думал. И тот парень, который сторожил здесь до меня, наверное, - тоже. ( Дальше?  )

Это дурдом, но вот уже в который раз я начинаю утро с того, что вытаскиваю из колоды карту… Как показали недавние события, видимо, себе. И упорно фтыкаю, вплоть до написания.
В принципе, это мои сугубо личные недобрые игры с судьбой, но если вам интересно – читайте. :)
Под катом – муторная история с подзаголовком
( Нас всех тошнит  )

… и как только бледная луна заняла своё место на небосклоне чуть левее кроны старого инжира, под окнами вновь раздалось:
- О, прекраснейшая из всех принцесс, о, свет, сияющий мне во тьме, о, надменное сердце, о которое душа моя разбивается, как волны разбиваются о скалы! Еще одну песню о моей любви пою я тебе, о, жестокая красота!
Жалобно зазвенели струны, и полился тягучий напев. В глубине своих покоев Принцесса раздраженно топнула ножкой в атласной туфельке с загнутым носком:
- Нет, ну, сколько можно?! Я уже тысячу раз объясняла, что не люблю его, причем вовсе не потому, что он беден или незнатен. Просто не люблю – и всё! Не нравится он мне, сколько бы не пел! Почему, ну, почему он продолжает таскаться под мои окна? На что рассчитывает? Он что, думает, будто я выйду за него замуж, лишь бы прекратить эти вопли? Или ему нравится заставлять меня каждый раз чувствовать себя виноватой?
- Видите ли, Ваше Высочество… - почтительно начал седобородый Мудрец, но девушка нетерпеливо прервала его:
- Хватит! Слышите: с меня хватит! – в бешенстве она дернула за край расшитой скатерти, и восемь чеканных кубков (каждый – для разных видов сока, вина или воды), звеня, покатились по полу.
- Вы ведь мой визирь, верно? Так пойдите и сделайте хоть что-нибудь! Только… - она на мгновение задумалась, - Стражи не надо. А то знаю я этих поэтов: завтра же на всех базарах начнут говорить о том, как бессердечная принцесса вытолкала взашей несчастного влюбленного бедолагу!
- Хорошо, Ваше Высочество, - поклонился ее собеседник, - но могу ли я сказать от Вашего имени…
- Да говори всё, что угодно, лишь бы он заткнулся!
Принцесса бросилась на ложе и демонстративно накрыла голову шелковой подушкой. Мудрец поклонился и вышел. ( Дальше?  )

Самая стёбовая карта колоды Тота на самом деле. Более разительного несоответствия значения и рисунка просто не придумаешь! Отсюда и ( рассказка  )

Шестеро жрецов опустили жезлы. Им, утонченным, цивилизованным, овладевшим всеми тайнами науки и магии нечего было противопоставить буйной энергии и неудержимой храбрости вождя варваров, чья коренастая фигура с массивной дубиной в руках возникла в дверном проеме. Они пытались, о да, они пытались! Но сталь лучших клинков тупилась о его тяжелый дубовый щит, стрелы вязли в многослойном кожаном нагруднике, а от лавины камней и раскаленного свинца, исторгаемых машинами, этот дикий царек попросту уворачивался. Жрецы насылали на него самые страшные кошмары, какие только способно было измыслить человеческое сознание, но он бесстрастно обрушивал свою дубину на призраков, словно то были живые солдаты, и рвался вперед, не оглядываясь, чтобы взглянуть, что стало с поверженным противником. Его не пугали ни леденящий вой саблезубых волков, ни сонмы мерзостных зомби, ни черные крылья химер. Сжимая корявую дубину, с именем варварского бога на обветренных губах, он стремительно шагал во главе своих воинов, неуклонно, как горный обвал, продвигаясь к единственной цели – императорскому дворцу. ( дальше?  )

И он говорит:
- Пойди и принеси мне луну.
Его голос – мальчишеский, нарочито-грубый и всё же такой нежный, как и его руки, его ресницы, его глаза…
Нельзя, неправильно давать над собой столько власти. Безграничное подчинение быстро приедается, вызывает скуку и раздражение, раскрывает пропасть равнодушия, в которую можно падать всю жизнь, бессмысленно пытаясь уцепиться руками за воздух. Она это знает. И всё же идет.
Луна… Маленький серебряный диск, хрупкий свет которого крадет краски предметов и превращает мир в загадочное и зловещее место… До нее не дотянуться с самой высокой башни, ее касается только край горизонта, тот самый, до которого не доплыть, не добежать. Но он сказал: пойди и принеси.
На несколько секунд ей кажется, что легче всего уйти, забиться в дальний угол, сжаться в комок, прикрыть голову руками и в этом иллюзорном убежище осознать, наконец, главное: он не любит ее и не полюбит никогда, что бы она не сделала. И, осознав, умереть от тоски.
Но нет, от тоски не умирают, с тоской придется жить и кормить ее кусками своей души, болезненными, кровоточащими, до тех пор, пока не придут старость и пустота. Не самая страшная судьба: в этой муке есть своя сладость, но… Но кто тогда будет рядом с этим мальчиком, кто станет беречь и любить его, несмотря ни на что?
Пойди и принеси… Здесь может помочь только чудо, а где его взять? Да, напыщенные алхимики со страшными язвами от кислот на руках, астрологи в высоких звездчатых колпаках, мудрецы со змеиными неподвижными взглядами, согбенные пропахшие травами бабки-ведьмы – все они обещают чудеса. Но кому из них верить? И есть ли смысл верить хоть кому-то, если не веришь остальным? А главное: способно ли помочь ей чужое чудо? Ведь это ее жизнь, ее любовь, ее Луна!
И она уходит. Одна. Сама.
Рассказывают разное. Кто-то видит, как она варит и жжет горькие травы, кто-то заметил следы ее крови на скалах и силуэт на горной вершине, кому-то звездной ночью блеснуло в глаза ее обнаженное тело, легко рассекавшее воды озера, а кто-то клянется, что черный, как сама тьма, козел нес ее прямо к тучам… Она ищет, она пробует, она сто тысяч раз на волосок от полной и окончательной гибели, она взрезала своё сердце, вынула душу и кроит ее и сшивает заново. Ей больно, ей страшно, и ее ведет не надежда, а то необъяснимое упрямство, которое сама она называет любовью.
…
И вот однажды дверь его дома отворяется.
- Ну, что, принесла? – лениво роняет он и лишь потом оборачивается, чтобы застыть пораженным.
На пороге стоит существо в расцвете дикой, влекущей и опасной, как отточенная сталь, женственности, излучающее свет и тайну, сплетенное из Жизни и Смерти. Он падает в ее взгляд, и ему уже никогда, никогда не освободиться.
- Ты просил Луну? – спокойно говорит она. – Ну, что же, - я здесь!